Название: Первая линейка
Автор: Лев
Категория: Экзекуция, Подчинение и унижение, Наблюдатели
Добавлено: 28-01-2020
Оценка читателей: 5.95
Вспомнил, вспомнил! – счастливо улыбнулся сам себе Илья Семенович, проваливаясь в сладостный сон воспоминаний. У кого только не случалось – мучаться несколько дней, вспоминая имя, мелькнувшего перед тобой лица или образа и, лежащего где-то там глубоко, в каких-то тайниках памяти. А потом, совсем неожиданно, оно выскакивает прямо перед тобой.
Илья (отбросим пока отчество) недавно удосужился увидеть видео клип из какого-то немецкого фильма. Женщина лет 40-45, а может и постарше, и юноша лет 17-18. Странные отношения, он отпущен условно из детского исправительного учреждения, а она кажется его инспектор. Сцена неловкая – он обнажен и подает ей линейку, ожидая наказания и, видимо, предвкушая его с удовольствие. Она же переживает свои собственные примочки.
Наконец она поворачивает его к себе спиной и, сначала слегка, а потом все сильнее, шлепает его этой линейкой по заду. Задыхаясь, она опускает себе левую руку за пояс в джинсы и ниже, остановившись на минуту с поркой. Затем опять с энтузиазмом прикладывается линейкой к заду юноши, пока он не начинает вздрагивать от рыданий. Женщина отбрасывает линейку, обнимает его за плечи, и так обнявшись усаживается с ним на диван.
Илья был поражен до крайности. Он вспомнил подобную сцену, произошедшую с ним почти 40 лет назад и ему показалось, что все, абсолютно все, было списано с того, что произошло с ним. Он только не мог вспомнить ее имя. Он несколько дней маялся, он припомнил все, что случилось с ним с тех пор, по сегодняшние времена и насчитал 12 случаев в свой жизни связанных с поркой. Они распределились поровну – 6 раз отделывали его зад и 6 раз он занимался этим с приятными женскими округлостями.
Нет, Илья Семенович не был садистом или мазохистом. Во всяком случае, он себя таковым не считал. В принципе, он не любил никакое насилие, с отвращением относился ко всяким средневекового типа пыткам и негигиеничным действиям. Не был он и сторонником, так называемых «тем», ему претило подчиняться кому-нибудь, и он также не испытывал волнения от чьего-то тупого подчинения. Только сцены порки или собственное участие в них дарили ему необычайное возбуждение, но не само по себе, а в сопутствующему за этим сексу. То есть, он признавал только эротическую порку, по высказанному или не высказанному согласию. Всякие же истории с семейными традициями, где наказывают взрослых людей, он считал эротической фантазией или же средневековой дикостью мусульманских стран.
Его родители никогда физически не наказывали ни его, ни его сестру, старше его почти на четыре года. Разговоров в семье на эту тему тоже не велось. Но, как говорится, вначале было Слово. Вернее, была обширная родительская библиотека, была ранняя любовь к чтению. Пытливый детский ум подмечал в книгах даже легкие намеки «про это». Но еще более подмечал и испытывал некоторое волнение от сцен порки. Конечно в те времена не была наплыва вседозволенной литературы и просто порно литературы, но и в существующих тогда книгах находились волнующие сцены. Вот, Алексей Толстой «Хождение по мукам». Казаки укладывают молодую учительницу на лавку, задирают ее юбку, и офицер хлещет ее плеткой по заду. Вот, казачки спускают штаны с казака пришедшего на переговоры и отделывают его крапивой в рассказе Шолохова «Когда казаки плачут». В «Жерминале» Золя, толпа бастующих вытаскивает из кареты дочек управляющего и спускают с них панталоны с намерением их высечь.
Потом была еще какая-то истрепанная книжка о пансионе для девочек-сирот, у которых отцы погибли, служа Наполеону. Молодой человек, ищущий работу учителя, устраивается туда, переодевшись женщиной. Но вскорости был разоблачен, но не выдан своими ученицами, которых он был обязан наказывать за еженедельные нарушения. Для каждого вида нарушений полагался свой инструмент – кожаная лопатка, треххвостая плетка или розги. Также в правилах было записано количество ударов в зависимости от степени провинности, а также как наказывать – по панталонам или спускать их и хлестать по обнаженным попкам. Почуяв что-то неладное, воспитанницы нарочно нарушали правила, стараясь заслужить наибольшее наказание и представить свои оголенные филейные части для обозрения и наказания.
Конечно, молодой человек не мог себя не выдать при этом, но воспитанницы не доложили директрисе-попечительнице, а в обмен на молчание позволяли себе с ним самые распущенные игры. Тем не менее, их тайна была раскрыта. Весь класс был примерно высечен. Учитель подвергся такому же наказания в кабинете директрисы, но не был выгнан, а был оставлен ею в пансионате для ее собственных утех.
К книгам добавлялись некоторые жизненные наблюдения. Так, еще в совершенно нежнейшем возрасте он и другие дети, игравшие во дворе, были приглашены к окну наблюдать, как их напарник по играм был отлуплен собственной мамашей за какую-то провинность. Мать его была крупной женщиной и разложенный у нее на коленях с совершенно голой попкой он казался еще меньше. Мамаша держала его одной рукой, а второй хлестала ремнем его извивающуюся попку и призывала смотрящих стыдить его. Будучи постарше вмести с другими жильцами двора, Илья неоднократно наблюдал одну и ту же сцену между дворничихой и ее мужем, горьким пьяницей.
В день получки он еле добирался домой, буянил и давал тумаков свой жене в ответ на вопрос о зарплате. С ним в это время было опасно и бесполезно говорить. Дуська, так звали дворничиху, давала ему уснуть и потом привязывала его к кровати. Утром начинался воспитательный процесс. Слышались хлесткие удары и приглушенные вопли. Дуська была не слабой женщиной, так что ее мужу можно было не позавидовать. Однажды, во время очередной экзекуции, Илья услышал, как Дуськин муж завопил
- Не бей меня по спине, ты мне легкие отобьешь.
- А, что мне тебя по жопе бить, чтобы ты опять обосцался?
Последнее озадачило Ильюшу. Неужели от битья можно было обо… уписаться?
Сильнейшее возбуждение вызвал подслушанный рассказ подвыпившей соседки, продавщицы в обувном магазине. У них в последнее время участились кражи в магазине и заведующая заставляла их докладывать из собственной, и так маленькой, зарплаты. Можно представить, как они все были разъярены, когда поймали в магазине воришку, молодого парня лет 25.
Они затащили его в подсобку, били чем попало и стали душить его. Спасла его заведующая, которая приказала прижать его к столу, четверо продавщиц держали его. Сама она стянула с него брюки и ремешком от сумки отхлестала его до кровавых полос по заднице. Продавщицы рвали ремешок у нее из рук – дайте мне, дайте мне. Но заведующая посчитала, что уже достаточно и отпустила его. Воришка еле выполз и ушел пошатываясь, как пьяный. Соседка сказала, что он уже никогда не посмеет заглянуть в этот магазин. Илье так понравилась эта история, он очень хотел попросить соседку рассказать ее еще раз в подробностях, лично для него, но так никогда и не решился.
Тем не менее, все описанное никак особенно не влияло на Ильюшу. Рос он как все, в школе занимался неплохо, гонял в футбол, лазил по крышам, ходил с друзьями в кино, на рыбалку. В 18 лет был замечен с сигаретой, но скандала удалось избежать. В 18 лет впервые поцеловался с девочкой, но никаких «отношений» пока не имел. Просто была компания мальчишек и девчонок, с которыми собирались вечерами во дворе, ходили друг к другу на день рождения, иногда играли в бутылочку, но больше в карты.
Летом, родители Ильи снимали дачу в одном и том же месте, в дачном кооперативе Союза Художников. Правда, отец, администратор театра, большей частью отсутствовал летом, сопровождая театр на гастролях, а мать, работавшая в одном из околокультурных заведений большую часть недели проводила в городе. Илья скучал на даче, тут было мало его сверстников, но иногда мать позволяла пригласить на несколько дней кого-нибудь из дворовых товарищей. Еще выручали книги, которых на даче было полно, да и у соседей можно было раздобыть книг.
Дачный дом представлял собой большое квадратное строение, разделенное на четыре равных части – четыре квадратика в большом квадрате. К каждому из них примыкал четырехугольный участок и получалось, что большой квадратный дом стоял в центре квадратного участка. Сами участки между собой разделялись ветхими заборами с проходами или кустами. Вышел из комнаты на веранду, завернул за угол и ты уже у соседей.
Соседняя дача принадлежала семье художников с давних времен. Хозяина, Ильюша уже не застал в живых, а на даче жила его жена, тоже художница, старенькая, добрая женщина. С нею жила ее дочь, лет 30, чуть более. Она тоже была художницей, членом Союза и выглядела очень заносчивой и высокомерной женщиной. Может быть это просто выглядело так, она совсем недавно стала вдовой – муж, большой крупный мужчина, скончался скоропостижно от инфаркта. Мама Ильи, убедившись, что музыкальных талантов у ее сына не имеется, упросила соседку давать Ильюше уроки рисования, чтоб хоть как-то приобщить его к искусству. У художницы (назовем ее NN, так как имя ее достаточно известно) было уже несколько учеников, мальчиков и девочек в возрасте от 8 до 18 лет. Илье тогда было 18, но ни с кем из учеников он не подружился. NN ставила на стол разные предметы и заставляла рисовать их формы, тени, менять композицию. Потом она оставляла их на время и приходила проверять через 20-30 минут.
Ей все время все не нравилось, NN ругала учеников, нередко награждая нелестными эпитетами. В руке у нее все время была линейка и она могла за нерадивость дать линейкой по рукам достаточно больно. Она как-то рассказала, что ее учитель тоже всех бил по рукам и вот, что вышло из нее – настоящий художник. Илье эти уроки надоели очень скоро, и он перестал приходить рисовать шары и вазы.
Прошло каких-то три года и Илью было не узнать. Он очень вырос, вытянулся, раздался в плечах, отрастил длинные волосы за лето, которые придется состричь в сентябре в последнем классе. У него уже случались романы, были подружки, но то к, чему он так стремился – потерять свою девственность, никак не случалось. А ребята вокруг только и хвастались своими похождениями. Илья понимал, что в большинстве это были эротические выдумки юнцов, но в глубине души шевелилось сомнение – а вдруг это он просто такой, что ему никто не дает.
Вот, Зинка. Ходили слухи, что она имела дела со многими, а у него с ней ничего не получилось пока. Она ему симпатизировала, он уже какой вечер в тени садика зажимал ее, и даже добрался до ее трусиков, но дальше никак. Чего-то ему не хватало.
С такими грустными мыслями, Ильюша лежал на даче между кустов винограда на раскладушке с книжкой в руках. В это время NN, не замечая Илью, вышла из своей части домика и торжественной походкой проследовала по дорожке между кустами забора по направлению к деревянному домику туалета в конце участка. Внезапно она остановилась на полдороге, быстро задрала свой халат, приспустила розовые обтягивающие трусы и села мочиться рядом с дорожкой. Если бы возле него ударила бы молния, то Илья меньше удивился, чем тому, что сделала эта женщина, которую все считали верхом культуры и воспитания.
Сердце у Ильи заколотилось бешено, глаза раскрылись во всю. Он не мог оторвать их, хотя и чувствовал стыд, от этих белоснежных, округлых и пухлых ягодиц. Они были притягательней, чем что-либо виденное до сих пор на рисунке или в скульптуре. NN поднялась, деловито подняла трусы, туго обтянув шелковой поверхностью свой выпуклый и широкий зад, отряхнула вниз халатик и такой же горделивой походкой вернулся в дом.
Илья бросился к себе в дом. Сначала у него было желание дико мастурбировать, но вдруг он передумал и вытащил свой старый альбом для рисования. Нет, ничего не получалось – он слишком давно не брал карандаш в руки. Расстроенный, он лег сегодня спать очень рано, удивив приехавшую с вкусностями маму. Ночью ему приснилась NN. Он был с ней в каком-то тесном пространстве, все время прижат к ее мягкому заду. Он все пытался и пытался стянуть с нее эти розовые трусы и был почти у цели, когда почувствовал, что он кончил, так и не добравшись до заветного места. Утром он обнаружил под собой мокрую простыню и ему пришлось тайком засунуть ее и мокрые трусы в грязное белье.
С этого момента жизнь на даче стала интересней и приобрела тайный смысл. Илья таился в кустах, ожидая повторения. Малейший шорох на участке заставлял его змеей стелиться по веранде, чтобы словить желанный миг. Он даже вставал до рассвета чтобы перехватить ее утренний поход в туалет. Однако ничего волнующего не происходило. И вдруг Илью осенило – душ. Почти у всех на участках стояли баки, старые выварки, или ещё какие-то емкости, помещенные поверх деревянных или металлических столбиков. Воду в них заливали шлангом, а уже к полудню вода прогревалась так, что можно было стать под душ – к каждой емкости к снизу была приделана душевая головка. Столбики обычно оборачивали старыми тряпками или клеенкой, оставляя проход открытым. Соседский душ имел открытый вход, смотрящий как раз на боковую стенка их туалета. Если туда забраться, то через щель можно было бы увидеть соседку в душе.
В этот день у Ильи что-то случилось с животом. Он уже раз пять метался в конец участка в туалет, просиживая там по полчаса с книгой или журналом. Наконец счастливое время настало. NN с полотенцем на плече направилась в душ. Илья чуть не прозевал это и бросился в туалет, когда NN уже перебросила полотенце через клеенку, закрывавшую душ, повесила халатик на гвоздик, и открыв душ, пробовала его рукой. Щель была очень узкой и увидеть все сразу как-то не получалось. Перед глазами мелькали спина, руки, ее большая грудь, но впечатления это не производило. Когда стемнело, Ильюша заперся в туалете с перочинным ножиком и расширил щель между досками до толщины карандаша, а в одном месте сделал ее даже пошире.
Он знал, когда NN ходит в душ. Это обычно было между 2 и 3 часами дня. После этого она уезжала куда-то. Поэтому в 2 часа дня он уже был на посту с блокнотом и карандашом – он надеялся создать свой шедевр. Но когда она подняла руки под душем, показав ему свою грудь, нежную округлость бедер, впадинки между животом и бедрами, и темнеющий треугольник его вожделений, Илье стало не до рисования.
Он прижался лицом к доскам туалета, чтобы лучше рассмотреть ее прелести, а его рука непроизвольно уже поглаживала торчащий к верху член. Он не мог оторваться от увиденного и не мог остановиться с мастурбацией. Тут она повернулась спиной, показав ему столь желанный, такой круглый и пухленький зад. Потом нагнулась, демонстрируя, стройные для своего возраста, ножки. А между ножками… ооо! Он уже не мог выдержать и обрызгал весь туалет со стен до потолка.
Это продолжалось несколько дней. Весь его день был заполнен ожиданием водных процедур. Он с большой неохотой уехал в один из дней с матерью чтобы помочь ей с покупками на базаре. Был очень раздражен, грубил и хамил матери. На следующий день он сделал щель в туалете еще больше, рискуя быть замеченным. Его захватила одна глупая мысль – подкрасться тихонечко к душу, когда NN отвернется спиной, дождаться, когда она нагнется и кончить ей прямо на то место… ну, вы поняли. Он не мог отогнать эту мысль от себя. Ему уже казалось, что он вот-вот это сделает. Один раз он не спрятался в кабинку, а пробрался между кустов сзади нее и, спрятавшись за один из высоких кустов, присел на корточки и подглядывал через толстые нижние ветки. Иногда он просто стоял за углом кабинки чуть-чуть выглядывая. Может быть все так бы и осталось незамеченным, но привычка мастурбировать на NN подвела его. Он был уже близок к оргазму и видимо издал какие-то звуки, прикрыв на секунду глаза.
Когда он открыл глаза, NN, уже в накинутом халате, стояла прямо перед ним, лицом к лицу. Илья даже не успел испугаться, но его как будто парализовало, он даже не мог выпустить из рук свой напряженный торчащий орган. Она смотрела на него таким злым, ненавидящим взглядом, что у него затряслись руки и ноги, приспущенные трусы сползли ниже колен. Как только он попытался подтянуть их, она не дала, крепко вцепившись в его руку. Густая краска залила его лицо. В голове стучало,- «все узнают». NN, не ослабляя хватку, потащила его за собой, не говоря ни слова. Вообще-то он был не слабым, мог бы вырваться, оттолкнуть, убежать. Но что-то лишало его сил и каким-то нутром он чувствовал, что лучше подчиниться. Он пытался прикрыть свой, уже только висящий, но еще багровый орган, но она не обращала на это никакого внимания и просто затолкала его в полутемную комнату.
Что его пугало больше всего – это то, что она еще не произнесла ни слова. Лучше бы ругала! Ему уже было так нехорошо, почти что обморочное состояния. Краем глазу он увидел, что ее ищущий взгляд остановился на мольберте. И тут его пронзила молния догадки – на подставке лежала линейка, которой он не раз получал по рукам.
Он понял, что сейчас произойдет и сердце его бешено заколотилось. Краска стыда залила снова его лицо еще гуще. Он почувствовал возвращающееся возбуждение и разрывающие его желания – вырвать свое плечо из довольно крепкой хватки ее руки или же пройти через все еще неизведанное и ужасное. Как бы почувствовав его желание вырваться, NN произнесла очень глухим тоном, - Только попробуй! Ему больше не надо было ни слова, он понимал, что все будет гораздо хуже, если он убежит. Он подтолкнула Илью к дивану и нажала ему на спину, так что ему пришлось схватится руками за верх дивана, слегка нагнувшись. Ее молчание подтвердило, что это то, что она от него хочет.
Неожиданно линейка коснулась его зада, только слегка коснулась. Затем последовал легкий шлепок линейкой, от которого он вздрогнул, но на самом деле не почувствовал никакой боли, а только усиливающееся возбуждение. Но следующий шлепок линейкой был такой сильный, что он аж дернулся и подпрыгнул от боли.
Потом еще один, но уже по другой ягодице и в этот момент Илья понял, что такое «искры из глаз». В этот момент Илья забыл об эротической составляющей – ему было просто стыдно, очень стыдно, что женщина, на которую он при встрече боялся поднять глаза, застала его за таким позорным занятием, а сейчас линейкой со всей силы лупит его по заду, по абсолютному голому заду. И еще ему было больно, очень больно. NN разошлась не на шутку и линейка прилипала к попе со всей силы раз за разом. Вдруг она остановилась, и Илья, почти на грани того, что он мог вытерпеть, попытался выпрямиться. Но ее рука по-прежнему прижимала его плечо, и он только успел заметить, что ее халатик распахнулся и ее обнажённое тело…
В этот момент, несмотря на такое насилие над своей попой, несмотря на жгучую боль, которую он никогда еще не испытывал, несмотря не непреходящее чувства стыда, он чувствовал и какое-то сладостное удовлетворение и был очень близок к оргазму. NN не сказала еще ни слова, но он чувствовал ее прерывистое дыхание над своим затылком. Ее дыхание, ее влажные от душа волосы, ее запах источали такое возбуждение, что у Ильи мутилось сознание.
Еще один удар линейкой, не очень сильный как предыдущие, но попавший на уже поротое место, заставил его задрожать. Следующий шлепок заставил сжаться все его тело, и неожиданно он простонал то, что совсем не было у него на уме, какое-то детское
- Я больше не буду
- Ты больше не будешь, - утвердительно сказала она, почему-то очень низким тоном и линейка со свистом опять прилипла к его заду.
- Ой, ой, - только взвизгнул Илья, даже не пытаясь вырваться. Глаза его уже полны были слез.
- Не буду, не буду, не буду, оййййй!
- Не будешь, не будешь, не будешь, - свистела линейка. Слезы брызнули из глаз, все его тело затряслось в рыданиях.
NN как будто ждала этого момента, линейка упала на пол, она задышала ещё глубже и чаще и даже застонала. Илья боялся выпрямиться и повернуться, но внезапно она сама обняла его со спины и усадила с собой на диван не выпуская его из объятий. Она гладила его голову, что-то говорила успокаивающее. Он чувствовал ее обнаженное тело, прижатое к своей спине, он чувствовал ее грудь, ее кожу. Ее руки продолжали ласкать его, его плечи грудь. Она медленно откинулась назад на диван и привлекла Илью к себе.
Он лежал на ней, держал ее за грудь – она сама положила его руку к туда. Он, наверное, суетился, потому что NN сказала: «Не торопись». Ее рука помогла ему и… О! Блаженство! Это было лучше, чем он мог себе представить, лучше, чем все, что ему рассказывали про это, лучше любого другого ощущения в его жизни. Он даже не мог представить, что это так приятно. Ему хотелось этого еще и еще, но внезапный оргазм принес еще большую радость и он увидел, впервые в своей жизни, небо в алмазах.
Илья попытался как-то приподняться, но был остановлен хриплым стоном-приказом «лежать». Он лежал на ней, ощущая ее тело, ее живот, ее бедра, сжимавшие его с боков. В голове у него был полнейший туман, каша из всех ощущений – удовлетворение, стыд, боль и жжение сзади, тревога. Наконец она столкнула его с себя, встала с дивана, запахнула халат и превратилась опять в надменную даму высшего общества. А он стоял перед ней совершенно обнаженный, с красной выпоротой ею же задницей, со съёжившимся до микроскопических размеров членом, что вызывало его еще большее смущение.
- На, - она протянул ему полотенце
- Обернись и беги домой.
- Нет, постой – вдруг что-то вспомнила она и подошла к стареньком комоду у занавешенного окна. Немного порывшись в ящике, NN достала красивую, явно импортную баночку и дала ему в руку.
- Смажешь себе.
Потом очень настойчиво, - Больше чтоб я тебя там не видела.
- И сюда ко мне больше не заходи.
Последние слова почему-то показались Илье очень обидными. Но откуда 18 летнему парню было знать, что слова женщины не всегда соответствуют тому, что она хочет на самом деле. Пока матери не было дома, Илья затащил табуретку в родительскую спальню, влез на нее, чтобы рассмотреть, что там сзади происходит, в зеркале, висящем на стене. NN славно поработала – весь зад горел, был покрыт багровыми, припухшими полосками, сильно жег и болел. Крем немного снял жжение, но больно было все равно, невозможно было усидеть или лечь на спину.
Но было и другое ощущение, о котором он хотел немедленно рассказать друзьям по двору. Вот, как оказывается становятся мужчинами. И он ведь не с какой-то девчонкой, а со взрослой, совершенно недоступной женщиной имел секс. Нет, об этом надо срочно поехать рассказать (конечно прихвастнуть). Его остановило лишь то, что после всего у него подгибались ноги и не было сил ни на что. Да и кто ж ему поверит? Уже засыпая (на животе конечно) у него мелькнула мысль – а не нарушить ли через некоторое время свое обещание и подкрасться к душу. Но он дотронулся рукой до саднящих ягодиц, и эта мысль мгновенно улетучилась.
На следующее утро, Илья почувствовал, что что-то изменилось. Что именно он не мог сказать, но даже ребята во дворе заметили перемену. А главное, заметили девчонки. Через три дня вечером в их садике неприступная Зина дала ему прямо за скамейкой на траве газона.
На следующей неделе, Илья обнаружил отсутствие художницы на даче. На вопрос «где она», мама не ответила, но с подозрением посмотрела на Илью. А может быть ему показалось. Через дня два мама сообщила Илье, что соседка уехала в Москву увидеться с сестрой после ее гастролей. Илья так и не дождался ее возвращения, так как получил приглашение маминого знакомого поработать остаток лета в театре, где не хватало рабочих сцены. На следующий год отец серьезно заболел и больше дачу родители не снимали. Ильюша еще какое-то время лелеял мыль отыскать бывшую соседку, но потом эта идея растаяла без следа.
Послесловие к этому эпизоду. Все описанное здесь, за исключением имен и некоторых мелких деталей, является абсолютной реальностью и, в то же время, первой авторской попыткой. Поэтому не судите строго. Но хотелось бы услышать отзывы – есть ли смысл представлять читателям дальнейшие ситуации, такого рода (их еще осталось 11), случившиеся с Ильей Семеновичем?
-
Прокомментируйте этот рассказ:
Комментарии читателей рассказа:
|
